Формула Хэнда помогает показать различие между намеренными причинениями ущерба, которые качественно отличаются от непреднамеренных, и теми, которые качественно не отличаются. Рассмотрим случай, в котором железнодорожная компания в силу того, что она ежегодно пропускает много поездов, знает с уверенностью, близкой к полной определенности, что на железнодорожных перекрестках в течение года погибнет 20 человек.

Является ли она вследствие этого намеренным виновником несчастных случаев? Нет, как с точки зрения права, так и с точки зрения экономики. Тот же самый фактор, который делает высоким PL, — масштаб деятельности железнодорожной компании, — делает высоким и Б. Соотношение Б и PL не зависит от масштаба деятельности потенциального виновника, и это соотношение позволяет нам дифференцировать между преднамеренными и непреднамеренными причинениями ущерба в экономическом смысле.

Это можно пронаблюдать, если соотнести «реальный» случай преднамеренного причинения ущерба с формулой Хэнда. Я хочу иметь машину и принимаю решение сэкономить время, угнав вашу машину. В не просто ниже, чем при несчастном случае; в действительности это отрицательное число, поскольку вместо того, чтобы экономить ресурсы в результате причинения ущерба жертве (что подразумевает положительное Б), я сэкономлю ресурсы, не причиняя ущерба жертве (что подразумевает отрицательное Б), поскольку кража машины будет сопряжена для меня с некоторыми издержками.

(Конечно, выгода превышает их, иначе бы я не стал угонять машину, но эта выгода не представляет собой чистой социальной выгоды, поскольку она компенсируется убытками жертвы, связанными с потерей машины.) Кроме того, очень высока Р, намного выше, чем при несчастном случае, поскольку желание причинить ущерб кому-либо значительно повышает вероятность того, что ущерб будет причинен, по сравнению со случаем, когда причиненный ущерб является просто нежелательным побочным продуктом другой деятельности, такой как транспортировка груза из одного места в другое. Таким образом, в случае преднамеренного причинения ущерба В не просто меньше PL, как и в случае правонарушения, совершенного по небрежности; оно существенно меньше.
Отсюда два важных следствия для правовой политики.

Мы должны ожидать, и так и есть на самом деле, что право намного более склонно присуждать карательные компенсации в «реальных» случаях преднамеренного причинения ущерба, чем в случаях, классифицируемых как преднамеренные или непреднамеренные, но не обладающих свойствами «реального» преднамеренного правонарушения, т. е. не подразумевающих чисто принудительный трансферт благосостояния.

Мы знаем, что в случае строгой ответственности карательные меры приведут к чрезмерному сдерживанию. Менее очевидно, но то же самое справедливо и в случае простой небрежности. В результате судебных ошибок и присутствия компонента строгой ответственности небрежность не может быть полностью исключена в результате расходования В на меры предосторожности.

Таким образом, если PL искусственно увеличено прибавлением карательных компенсаций к L, потенциальные виновники будут иметь стимул затрачивать больше, чем Б, на предотвращение несчастных случаев, а это неэффективно.

Но так как разрыв между В и PL намного больше в случае «реального» преднамеренного правонарушения, опасность сдержигания социально ценного поведения в результате увеличения компенсационных выплат свыше L минимизируется и на передний план выходят другие меры, такие как обеспечение уверенности в том, что компенсационная выплата является эффективным средством сдерживания путем разрешения всех сомнений относительно взыскания реального ущерба истца в пользу последнего; это может быть осуществлено путем добавления определенной суммы карательных компенсаций к оценочной сумме реального ущерба.