В стратегическом отношении реформы Ельцина, начатые по гайдаровской программе всесторонней либерализации экономики, являются по сути продолжением горбачевских реформ второго этапа перестройки, последовавших за очевидным крахом «стратегии ускорения» по Аганбегяну. Ельцинская стратегия отличается от горбачевской более определенно сформулированной общей целью (создать «рыночную экономику» и «построить капитализм») и переходом от частичного реформирования отдельных аспектов существовавшего регуляционного механизма к его полной всесторонней трансформации. Именно этот шаг — от частичности к целостности реформ — определил действительно существенные тактические различия двух периодов.
Программа «команды Гайдара» состояла в реализации всего круга мероприятий, составляющих так называемую шоковую терапию: практически одновременная либерализация всех цен (исключение вначале было сделано только для энергоносителей), открытие экономических границ, отказ от прямого государственного вмешательства в экономику, стремление усилить бюджетную и монетарную дисциплину.

Сейчас, спустя более десяти лет, выбор именно шокового варианта реформы для постсоциалистической России вряд ли можно расценивать как удачный. Теория «терапевтического шока» была разработана и логически обоснована для стран с рыночно-капиталистической экономикой, временно зарегулированной по причинам, вызванным, как правило, катастрофическим состоянием их внешнеторгового и платежного балансов. В подобных условиях лишение того или иного экономического сектора государственной поддержки — главная содержательная часть «шоковой» концепции — имело смысл, так как пробуждало у предпринимателей изначально им присущие, но притуплённые государственной опекой инстинкты самосохранения и хозяйственной инициативы. Ничего подобного не могло случиться в России. Попытка реформаторов применить ту же логику к условиям постсоциалистического общества в целом была неоправданной. Руководители российских государственных предприятий, прошедшие жесткую школу госплановского диктата и министерского контроля, если и обладали инициативой и некоторой самостоятельностью, то лишь в узких рамках своей «внутриплановой» компетенции. Они, очевидно, не могли отреагировать на лишение их опеки со стороны центра переходом к рациональному рыночному поведению, о котором они в лучшем случае знали только понаслышке.