С наступлением промышленной революции и торжеством наук в XIX веке произошла серьезная педагогическая революция. С развитием обязательной светской школы знания делились по специальностям, а техники их передачи совершенствовались.
Особые отношения наставника со своим единственным учеником исчезают, уступая место массовому преподаванию, когда на головы обучаемых проливается дождь знаний, считавшихся подходящими для всех возрастов.
Когда обучение стало всеобщим, пришлось рационализировать и его метод. Теперь речь идет не столько о постижении тонкостей, сколько о приобретении интеллектуального «багажа». Научный разум в его позитивистской форме, стремящийся развеять верования прошлого, представляет мир как механизм, который человеческий ум вот-вот объяснит почти полностью. Эмоции, аффективность

изгоняются со школьной скамьи.
В первой половине XX века этот феномен проявился еще сильнее. Он вызвал дробление знаний и обеднение связей в педагогических отношениях. Выражение «мне дали по рукам» — это больше, чем метафора. Это болезненный след в памяти первого послевоенного поколения. Оно раскрывает прямую связь между отношениями педагогическими и отношениями властными.
Только сельский учитель из начальной школы, у которого была одна-единственная классная комната, мог сопровождать своих учеников на протяжении всего обучения в начальной школе, поддерживая с ними близкие отношения. Он на протяжении всей своей профессиональной деятельности оставался в одной и той же школе, и часто учил несколько поколений одной семьи. Он знал своих подопечных и, если класс не был слишком большим, у него оставалось время приспособиться к каждому, учитывать тип его ума, темп и манеру усвоения. Он мог вызывать доверие и пробуждать любознательность, интерес к миру. Он был как бы семейным доктором, который соотносит симптомы с галактикой семейных взаимодействий и может смягчать экзистенциальные кризисы, интерпретируя ситуации так, чтобы они теряли свою драматичность.
В современной системе школьного образования, хотя и начинают признавать необходимость «учить учиться», акцент все еще слишком часто ставится на заучивание программы и получение, ценой больших волнений, хороших оценок, которые позволят попасть в хороший специализированный класс и получить хороший диплом. «Самый ужасный отбор во Франции происходит через содержание обучения, оно слишком разнообразно, перегружено, расписание несбалансированно», — утверждает Клод Аллегр, министр национального образования Франции. Дебаты по вопросу образования вскрывают эти реалии и показывают нашу недостаточную готовность успешно учить молодежь. И у нас по-прежнему остаются неверные ориентиры.
Даже в университете столкновение с реальностью ставит под сомнение принципы, логические рассуждения, чистоту метода. В университетах на занятиях для аспирантов по вопросам человеческих ресурсов все еще стоит вопрос о личностном развитии самих студентов. Призывать их к открытости, познанию себя, сомнениям — да ведь это же вторжение в частную жизнь! А зачем это нужно, если мы вооружены знаниями? Мы далеки от представления об учащемся как о неизвестном потенциале, который надо раскрыть, интеллекте, который надо развить, любознательности, которую надо подпитывать, автономной активности, которую надо приложить. Можно представить, каким образом при этом раскладе коммерческие или инженерные вузы готовят будущих руководителей к диалогу со своими сотрудниками.